Хозяин угрюмо хмурился, глядя, как покупатель вешает на место седьмую по счету лютню. Неприязненно буркнул:
– Синьор привереда?
– Вы понимаете, – смутился Петер, – я… Хотелось бы звучания…
Бородач откровенно расхохотался:
– Какого именно звучания? Синьор хотел бы лютню работы Вазари? Романо? Самого Пазотти?
Петер не вполне уяснил суть насмешки.
– Понимаете, я бы хотел… примерно так…
Он развернул тряпицу, извлекая свой видавший виды инструмент. И увидел: у владельца мастерской медленно отвисает челюсть. Бородач стал удивительно похож на маэстро д'Аньоло:
– Мамма миа! Дай! Дай сюда, варвар!..
Пожав плечами, Петер исполнил просьбу. Раздумывая: не отдать ли старушку в ремонт? Наверняка дешевле выйдет.
– Клеймо! Где клеймо?! Наверное, оно было здесь… Дикари! Тупицы! Кто издевался над этим шедевром?!
– Это не я! – поспешил на всякий случай заверить Петер. – Я ее берег, мне без лютни хоть в могилу! Если вы про обгорелое пятно, так я ее уже с пятном купил…
– Где? Где купили?
В глазах бородача метался отблеск безумия.
– На ярмарке в Болеславце. У кузнеца Ковальчика.
– У кузнеца?! Зачем кузнецу лютня?!
– Вот и он ругался: мол, на кой она мне? Забирай, парень, даром отдаю. А сам, гад, цену заломил! – еле-еле за одиннадцать грошей сторговались. Он пятнадцать хотел. Где ж это видано: за старую лютню – пятнадцать грошей?!
– Одиннадцать гро-чей?
Петер быстро прикинул в уме:
– Ну… примерно полтора скудо по-вашему.
– Полтора скудо?! Полтора скудо?! Бандито, бандито монструозо!!! Джузеппе! – от вопля темпераментного хозяина у бродяги заложило уши. – Беги сюда! Мадонна, полтора скудо!
Из задней двери возник второй бородач – точная копия первого.
– Чего орешь, Антонио?
Антонио сунул ему в руки лютню, и в мастерской надолго повисла мертвая тишина.
– Откуда?! – с трудом каркнул наконец Джузеппе.
– От кузнеца! От грязного, вонючего кузнеца! Вот этот принес… Молодой человек, вы хоть знаете, что родились любимчиком Фортуны?
И, не дожидаясь ответа:
– К сожалению, клеймо уничтожено, но рискну предположить: это ранний Пазотти! Подлинный Дель Дьябло, еще до раскаяния!..
Джузеппе судорожно кивнул.
– Ей нет цены! К тому же она очень неплохо сохранилась. Я вижу, вы достойно обращались с сокровищем…
Петер вспомнил, как вместе с «сокровищем» мок под проливным дождем, как шел из города в город в лютый мороз, как однажды забыл инструмент у жарко натопленной печи, как вечно хотел сменить тряпицу на кожаный чехол, но не собрался…
– Заклинаю вас, молодой человек: ни за какие деньги не продавайте эту лютню! Если хотите, мы с братом приведем ее в порядок – она еще послужит и вам, и вашим детям!
– Сколько… Сколько это будет стоить?
Бородачи замахали руками, точно два ветряка.
– Ни единого сольдо, синьор! Отреставрировать раннего Пазотти… Мы готовы доплатить за оказанное доверие!
Возвращаясь в консерваторию, Петер долго думал о том, что довелось ему услышать перед уходом из мастерской. Если верить братьям, великий Иеронимо Пазотти к сорока годам раскаялся в заблужденьях молодости и отринул гнусное прозвище. Кстати, скромный интерес Святейшего Трибунала весьма поспособствовал раскаянью маэстро. Сделанные им ранее инструменты куда-то исчезли, их пытались отыскать, но безуспешно. Особенно искали первую лютню Дель Дьябло, прозванную «Madonna Luna», то есть «Капризная госпожа». Говорили, что «Madonna Luna» понуждает владельца к вечным скитаниям. А если владелец противился, задерживаясь на одном месте, – лютня меняла хозяина. Красивая легенда, Петер еще решил написать песню о дебюте грешного Дель Дьябло…
Новая лютня, взятая на время ремонта, доверительно жалась к боку. Ей очень хотелось понравиться, стать своей. Извини, милая, не получится. Петер Сьлядек – однолюб. Даже если великий Пазотти никогда не касался моей старушки. Речь о другом.
Он и сам не знал, о чем речь.
Маэстро д'Аньоло на следующий день чуть не сошел с ума, обнаружив в руках Петера новую лютню. Однако, узнав, что старый инструмент отдан на реставрацию, успокоился. Большие деньги, между прочим, сулил, если Петер уступит лютню ему. Чудовищно большие. Невозможные.
– Извините, маэстро, – удрученно потупился Петер Сьлядек. – Извините. Хотите, выгоните меня взашей?
Д'Аньоло выгонять не стал.
По берегам канала загорались фонари. Знакомые ступени, уходящие под воду. Гондольер зажигает светильник на носу, во избежание столкновений, и лодка бесшумно отчаливает. Теперь пересечь пустынную в это время Пьяцца Сан-Марко, где над тобой нависает почти невидимая сейчас пятикупольная громада собора с четверкой бронзовых коней над центральным порталом, свернуть к Пьяццетте, где днем шумит многолюдный рынок, нырнуть в узенькую улочку – и вот она, мастерская. Кстати, и гостиница, куда надо доставить ноты – совсем рядом.
– Добро пожаловать, молодой человек! Прошу вас…
Сьлядек остолбенел. Лютня в руках Антонио (или Джузеппе?!) сияла новеньким лаком, былые потертости исчезли, от царапин и горелого пятна не осталось и следа. Петер с замиранием сердца принял инструмент, с трепетом коснулся струн, – вдруг вместе с разрухой ушло и звучание?! Нет. Близнецы свое дело знали. Мало того, категорически отказавшись от платы, пускай символической, они выдали Петеру новенький, специально прожированный от сырости и дождя, чехол из кожи. Ну, уж за чехол Петер все-таки всучил им деньги, хотя пришлось потрудиться.
В итоге запоздал с доставкой нот.
– Почему так поздно? – скривил губы ученик маэстро.